ДМИТРИЙ РОГОЗИН: «РОДИНА» ЯВЛЯЕТСЯ ПАРТИЕЙ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ»

Российский оборонный вице-премьер Дмитрий РОГОЗИН крайне редко общается с прессой на политические темы — предпочитает больше об ОПК, который курирует последние несколько лет. Тем не менее, Дмитрий Олегович был и остается ярким политиком и дипломатом: от его острых высказываний в соцсетях порой становится не по себе многим международным политикам, а российская блогосфера растащила его меткие выпады на цитаты.

— Последние выборы в Европе показали рост популярности патриотических партий. Ряд экспертов называют результаты этих выборов «европейским изломом». Изменятся ли отношения между Россией и Европой в связи с тем, что там приходят к власти патриотические силы, и что, в принципе, означает эта тенденция?

— Эти партии являются старожилами Европейского парламента, их по-разному называют, некоторые считают ультранационалистами. Но, надо иметь в виду, что политология часто бывает служанкой обычной борьбы между политиками. Сам помню, как меня величали самыми страшными словами (в период представительства России в НАТО и руководства партией «Родина» — прим.), но это все было очень далеко от действительности.

Я не очень хорошо знаю всех тех, кто прошел в Европейский парламент. Но я знаю одну партию — это «Национальный фронт» Марин ЛЕ ПЕН. Я с Марин встречался, хорошо знаю ее отца.

Могу совершенно точно сказать, что ей удалось сделать больше, чем ее родителям, потому что образ ее отца был все-таки образ штурмовика-десантника: такой грубый мужчина, который говорит правильные для некоторых французов вещи. Она же сумела, по сути, эту партию переформатировать, сделав ее гораздо более воспринимаемой большинством французов.

Думаю, что это — только первый результат и не далеко последний. Что мне лично импонирует в ней — это абсолютное глубокое понимание традиции франко-русских отношений, скептицизм по отношению к Европейскому союзу, который давно уже превратился в некий такой раздражающий балласт общеевропейской бюрократии в виде своей Европейской комиссии.

Я работал четыре года в Брюсселе, и, хотя я работал в другом Брюсселе — в натовском, а не в ЕС, могу судить о том, что европейцы просто ненавидят свою бюрократию. И те, кто у нас ругают наше чиновничество — они не подозревают, с чем бы они могли столкнуться, если бы были гражданами Европейского союза.

Эта бюрократия не лишена тех же болезней, что и российская бюрократия. Я имею в виду и коррупцию в целом, и другие излишества. То количество привилегий, которые они себя позволяют и цинизм, с которым они общаются с собственными избирателями — это просто верх всякого представления.

— То есть европейские чиновники, которые ездят на работу на метро или на велосипеде — это наши иллюзии?

— Это отдельные чудаки в отдельных скандинавских странах предпочитают велосипеды. Европейские бюрократы получают столько, что, скажу честно, мне сложно представить, чтобы российские чиновники могли получать такие деньги, причем, в том числе, на контрасте со средними заработными платами в этих странах.

Как говорится, каждая международная организация успешна в случае, если успешна ее бюрократия. И десятилетиями формируемые европейские или евроатлантические организации порождают уже несменяемый слой европланктона, который сам себя множит, и попасть в него уже невозможно.

Если ты в 20-22 года попал в какую-нибудь атлантическую ассоциацию молодых политических лидеров, то уже можно точно сказать, что ты счастливый человек, потому что дальше тебя возьмут в нижний, потом в средний, а потом и высший эшелон атлантической бюрократии.

И эти люди живут в одном соку, как шпроты. Они привыкают друг к другу настолько, что сплоченно выступают против всякого пересмотра уставов или основ деятельности этих организаций.

Вот мы говорим: НАТО. Для чего нужно НАТО после распада Советского Союза, Восточного лагеря? Тех, кому НАТО должно противостоять — нет. Но НАТО будет жить, потому что жива натовская бюрократия, она сама себя плодит, она сама себя кормит, она дружно доказывает безальтернативность Североатлантического альянса.

То же самое можно сказать о Европейском союзе или Европейской комиссии. Поэтому такие политики, как ЛЕ ПЕН, позволяют себе с точки зрения Брюсселя великую дерзость — они ставят под сомнение благополучие европейской или натовской бюрократии, и поэтому им нет прощения. Их будут гнобить, называть фашистами, ксенофобами или как-то еще, что, на самом деле, не имеет к ним никакого отношения. Они просто консерваторы, самые настоящие консерваторы.

— На этом фоне какая перспектива ждет патриотические партии на российском политическом пространстве? Сейчас, по сути, нет патриотической парламентской партии.

— Я бы не проводил прямые параллели, потому что все-таки мы живем в разных мирах — Запад живет по свои лекалам, у нас — свои правила поведения и свое окружение. Как можно сравнивать преуспевающую Швейцарию, если посмотреть на ее окружение и на окружение Российской Федерации? Понятно, что риски для нашей жизнедеятельности и жизнеспособности намного более ощутимы.

Тем не менее, согласен с тезисом о том, что российскому парламенту крайне необходима мощная патриотическая составляющая. Причем, желательно, чтобы эта патриотическая партия имела значительное представительство в российском парламенте, а не просто несколько депутатских мандатов.

Я как высокопоставленный чиновник Правительства РФ, естественно, работаю со всеми политическими силами, поддерживаю с ними контакт, и довольно-таки часто меня приглашают и в Совет Федерации, и в Государственную Думу, и там у меня много друзей и единомышленников в самых разных фракциях и партиях.

Но, если говорить объективно, «Единая Россия» — все-таки партия власти, власть притягивает к себе самых разных людей и потому вынуждена часто обращаться к процедуре очищения от всяких прилипших моллюсков. И другие политические партии засиделись в своих политокопах, то есть они долго находятся в своем образе.

Думаю, что либерализация партийного законодательства дает реальную возможность в 2016 году пустить в российский парламент свежие силы и свежую кровь. Об этом мечтают очень многие россияне, и многие от этого очень выиграют. Застой никому никогда пользы не приносил, даже застой парламентский. Это первое.

Второе — думаю, в целом, у патриотической партии сейчас есть, что сказать избирателям. Это и то, что, произошло с нами после воссоединения Крыма и Севастополя с Россией, это, по сути дела, национально- освободительная борьба русского народа за свое национальное, человеческое достоинство на Востоке и Юге Украины, по-другому я не могу формулировать то, что там происходит.

Это и фальсификация истории, в том числе, фальсификации фактов Великой Отечественной или Второй мировой войны, которая активно насаждается в странах Прибалтики, в странах Восточной Европы, да и в Соединенных Штатах Америки.

Есть масса внешних тем, не говоря уже о внутренних. Главная патриотическая тема внутри страны — это борьба с коррупцией. Это самое главное.

— После присоединения Крыма у нас все политики стали патриотами. Есть ли такая политическая сила на российском пространстве, которая в действительности соответствовала этому гордому эпитету?

— У меня нет никаких сомнений, что это, конечно, партия «Родина», с именем которой я связываю свое имя и никогда не скрывал этого. Это крупнейшая патриотическая организация.

Не значит, что она единственная, есть и другие, в том числе и общественные организации, не только политические. Но партия «Родина», конечно, имеет огромный потенциал, до сих пор не востребованный, то есть это гигант, который пока спит.

— Вы рассматриваете партию «Родина» как некий свой кадровый резерв?

— Я рассматриваю «Родину» как партию, в создании которой, я принимал непосредственное участие. «Родина» всегда была для меня такой невестой, на которой я пытался жениться, но так и не женился до конца. И я очень рад и по-человечески, и как политик ее возрождению в 2012 году. Это для меня было делом чести, я много для этого сделал.

Очень надеюсь, что те люди, которые сейчас стоят у руля политической партии — и в центре и в регионах — постепенно восстановят влияние этой организации на ближайшие политические события в России.

— Партия «Родина» оказалась в очень интересной ситуации: как только «Родина» начинает критиковать ту же «Единую Россию», ее сразу же называют «несистемной оппозицией». Партия же предпочитает называть себя именно альтернативой, а не оппозицией. Что, по-вашему, должно являться показателем системности для «Родины»?

— Системность для партии «Родина» — прежде всего ее конституционность. То есть то, что основы российского конституционализма заложены в идеологии партии. Второе — системностью является то, что, по большому счету, «Родина» является партией Президента РФ. И он, на самом деле, об этом знает. Недаром «Родина» — один из учредителей Общероссийского народного фронта.

У нас не было никаких иллюзий или попыток скрыть наши взгляды, когда в непростое время зимой 2011-го года и весной 2012-го мы поддерживали на выборах Владимира ПУТИНА. И на всех митингах, уже победных, родинцы стояли у трибун, и я сам видел эти флаги и понимал, что это накладывает, на самом деле, большую ответственность.

Это связано, в том числе, и с той символикой, которая сопровождала мой приход в правительство. Я же пришел не какие-то отдельные вопросы решать, а, в целом. Это был очень важный знак для власти, что она и мы можем позволить себе совместную работу. При этом я считаю, что ни в коем случае «Родина» не должна обрастать мхом и покрываться слоем пыли. Она должна быть той самой необходимой задирой, которая ставит вопросы по существу.

— Партия «Родина» близка к оборонно-промышленному комплексу, насколько она может быть электорально привлекательна для людей, которые работают в системе ОПК, это же огромное количество людей?

— Если «Родина» будет позиционироваться как партия российского оборонно-промышленного комплекса — это резкое сужение ее маневра. Такого быть не должно. Сегодня в российском ОПК работает примерно 2 млн человек. Даже чисто прагматично, если опираться только на их мнение, далеко не все придут на выборы и далеко не все будут готовы голосовать только за одну политическую партию.

Считаю, что это было бы крайне неправильно — сводить только к этому моменту идеологию организации. Это большая патриотическая организация, для которой, как я уже говорил, крайне важно, чтобы Россия стала сильной.

Но сильной не только в военном отношении, но сильной и в культурном, и в экономическом, и в демографическом отношении. Детишки должны рождаться. Поэтому взгляды у партии должны быть на все социальные вопросы: на медицину, на то, как надо помогать старикам, на ЖКХ и на многое другое.

Мой совет тем, кто вырабатывает политическую тактику поведения партии «Родина», тем, кто сегодня находится у руля партии — не позиционировать себя как партия российского ОПК.

Да и я сам, когда веду свои социальные сети, высказываюсь по самым разным вопросам. Я использую большое количество последователей в социальных сетях для того, чтобы распространять информацию, которую я хотел бы, чтобы распространяли российские СМИ, но они этого не делают по каким-то неведомым для меня причинам.

Поэтому я компенсирую этот дефицит и много рассказываю о своей работе, о работе своих коллег — инструкторов, инженеров, руководителей предприятий оборонно-промышленного комплекса, работе президента в этой сфере.

Если возникает тема, которая меня саданула, которая меня, так сказать, как крючком ранила, я обязательно выскажусь, будь то Украина или сумасшедшая Мадонна, которая бегает неглиже и использует свою спину для частных объявлений.

— Какой Вы видите Россию через десять лет, и какой главный лозунг Вы бы предложили партии «Родина» — как ее основатель?

— Лозунг, наверное, один — это «Бог на небе, Россия на земле». Мне Алексей ЖУРАВЛЕВ (председатель партии «Родина». Прим. ред.) сказал об этом. Этот лозунг, он не российский, он сербский, его сербы придумали и говорили так о России.

Мне он нравится, я его именно там услышал — на Балканах в середине 90-х годов. Об этом говорили люди, которые не являются ни русскими, ни россиянами, но с надеждой обращались к России за помощью и вот так говорили.

— Это славянскому миру?

— Ну, не только славянскому. Мы же не только славянская страна, у нас разные народы проживают, но они должны быть скреплены единым духом, единой национальной идеей. В этом-то и сила идеи — единство в многообразии.

Если говорить о том, какая Россия будет через десять лет, надеюсь, что она будет гораздо более суверенной страной. Суверенитет — это не способность где-то там открыть клюв и что-то такое произнести яркое, пламенное и супер патриотическое. Суверенитет — это, прежде всего, собственная финансовая система, которая не зависит от «дяди Сэма», как это сейчас, к сожалению, это собственная промышленность, которая является основой экономики, а не только нефть и газ.

Суверенитет — это молодежь, которая не разбегается по миру, а остается в стране и приобретает навыки и профессии, соответствующие этому современному веку. Это, прежде всего, профессии инженерные, технические, которые дают возможность человеку быть творцом, созидателем.

Суверенитет — это, конечно, уверенность в будущем, потому что без такой уверенности мы не решим главной проблемы нашей страны — чтобы «нашему роду не было переводу», деток, то есть, надо рожать.

Вот я вам скажу, что там, где я появляюсь, стараюсь максимально воздействовать на людей меня окружающих, чтобы они занимались деторождением. За несколько лет моей работы в Брюсселе Постпредство России при НАТО вышло на первое место среди всех росзагранучреждений по количеству детей. Дело в том, что я морально поддерживал молодых дипломатов и убеждал их в том, что дети — это благо.

Оборонно-промышленный комплекс тоже блещет именно детишками, а не только современными самолетами, танками и пушками. Я надеюсь, что детей у нас будет больше и у них будет счастливое будущее.

Беседовали Софья ЧЕРЕПАНОВА и Дарья АНДРЕЕВА.